О детях и детстве, семье и отцовстве, литературе и своем месте в ней в интервью   писателя Захара Прилепина.

Как появился Захар Прилепин? Я слышал, что так звали вашего прадеда?

Прадеда звали Захар Петрович Прилепин. Я его не застал. Забавно, что моего отца, который по паспорту Николай Семенович, друзья почему-то тоже звали Захаром. А мой псевдоним "Захар" появился, когда я работал в одной нижегородской газете. Я был очень работоспособен, писал по двадцать статей в неделю. Ну невозможно было их все подписывать своим именем! Поэтому в ход шли все мыслимые имена и фамилии. Был у меня кот Стонгард, так я и Стонгардом подписывался. Вот там, в газете впервые появился и даже достиг определенного успеха "Захар Прилепин". Он писал жесткие патриотические статьи, достаточно консервативные и мрачные. В конце 90-х это было редкостью. А когда я начал писать книгу, то решил и ее подписать «Захар Прилепин». Это был роман «Патологии». Не думал тогда, что будет следующая книга, но когда она появилась, стало ясно, что имя уже прижилось. В общем, случайно так получилось.

В своих произведениях писатель часто наделяет героев собственными чертами. А что-то от родителей нашло отражение в ваших произведениях? Наверное, пытаться передать образ близкого человека - это неизмеримо большая ответственность, чем «писать с себя»?

С такими вещами, как родители, играть сложно, едва ли я стал бы. Очень верно подмечено, что свою биографию и самого себя можешь мять, преломлять, видоизменять, улучшать, ухудшать. А вот с родителями так забавляться не будешь. Например, отец в рассказе «Лес» – это действительно мой отец, и дед в «Грехе» - это мой дед, Семен Захарович Прилепин. И бабушка там тоже моя, настоящая. Они были настолько колоритные люди, я так сильно их любил, от них были такие разнообразные, сложные ощущения, что и не надо какие-то вензеля рисовать. Нужно просто найти слова, чтобы их описать. Что-то придумывать - лишнее и ложное занятие. Гораздо важнее попытаться понять и описать, как люди жили, какая у них была боль, какие страсти, мысли. Ведь в детстве ничего этого не чувствуешь, живёшь в своём волшебном солнечном шаре. А потом вдруг что-то, много позже, начинаешь осознавать.

Есть книги, любовь к которым вы унаследовали от отца?

Отец мне привил любовь к поэзии. Я в девять лет прочитал ему свое первое стихотворение: «Люблю я Русь, клянусь». Отец говорит: «Молодец! Но нужно, чтобы были метафоры, чтобы была образность». Это единственный такой разговор был. А так… Он читал "деревенщиков", читал редкие для деревенского мира книги: Хемингуэя, чуть позже - Газданова. Но больше всего любил поэзию: Есенина, Рубцова. Что я точно унаследовал от отца, так это любовь к творчеству Вертинского и Дольского.

А примеры мужского воспитания, уроки какие-то жизненные, преподанные отцом помните?

Никаких, кроме личного примера. Помню, были мы как-то на пилораме, и отец «распахал» себе руку циркулярной пилой. И ничего: завернул платком и пошел как ни в чем не бывало. Абсолютное спокойствие. И так во всех ситуациях, когда что-то происходило: всегда спокойный вид, все под контролем, всегда невозмутимый, никакой суеты… У меня было ощущение абсолютной несокрушимости отца. Прошли годы, а это чувство сохранилось. Никакого воспитания в виде назидательных разговоров не было: его пример сам по себе был воспитанием.

Я это тоже унаследовал, меня мутит от любого дидактизма. Моя любимая женщина – жена Машенька – просит, когда сын Глеб начинает «косячить» что-нибудь: «Поговори с ним!» Я: «Да, хорошо, поговорю». Мы выходим на улицу, молча садимся в машину, так же молча доезжаем до школы, он молча выходит. Я ему на прощание говорю: «Ну ты понял»? Он: «Понял». И все. Я не могу читать наставления. Зачем это вообще произносить, если достаточно выправить собственную жизнь, которую ребенок постоянно наблюдает.

Справка:
Захар Прилепин (по паспорту Евгений Николаевич Прилепин) -  писатель, журналист и музыкант.  Работал журналистом, разнорабочим, охранником, грузчиком, служил командиром отделения ОМОН. Уже первый роман  «Патологии», изданный в 2005 году, принес Прилепину широкую известность, а вышедший через год роман «Санькя» сделал автора культовой фигурой современной российской прозы. По собственному признанию, Захар Прилепин счастливо женат, а к числу наиболее важных своих достижений относит четверых детей.

В вашем расписании не получается найти место для еженедельного семейного дня?

Семейного дня нет и быть не может. Но у нас есть семейное лето. Обычно, я стараюсь к середине мая все свои дела закруглить и вплоть до конца сентября - в деревню. Этим летом будут ещё поездки. В связи с тем, что я занялся музыкой, придется дать несколько концертов.  А потом уеду в деревню, вырублю все свои телефоны. Сейчас у меня там Лилька, потом подъедет Кирка. Глеб и Игнат в Крыму, в военно-патриотическом лагередля подростков.

Когда супруга отсутствует дома, а нужно всех быстро накормить, что будете готовить?

Это без разницы. Если нужно, я, конечно, могу и плов приготовить, и супец куриный сварить. Но предпочитаю простую еду: жарю картошку, мясо, курицу, варю макароны, готовлю омлет. Я за базовые вещи, я не могу пол дня на кухне проторчать.

Вам не кажется, что в России сейчас так много неблагополучных семей оттого, что нет понимания брака как постоянной совместной работы?

Конечно! Понятно, что проблем было много всегда. И в советские, и в досоветские времена. Но традиционный быт накладывал определённые рамки. А потом настало индустриальное и постиндустриальное время, модерн, постмодерн… Но самое страшное случилось в последние 25 лет. Человеку объяснили, что он никому ничего не должен, что он венец природы, что все вертится вокруг него. Это обрушило советский коллективизм, который опирался ещё на досоветскую соборность. Тотальная пропаганда индивидуализма и индивидуалистических ценностей просто разорвала сознание нескольких поколений. Говорят, что это и есть свобода. Выступает Мария Арбатова? Пусть выступает. Вещает «Дом-2»? Пусть вещает.  Не нравится - переключи. Я-то переключу, но этот кошмар, несущийся с экранов телевизоров, влияет на неокрепшие умы. Они начинают думать, что жизнь - это всё это нелепое выяснение отношений, смена половых партнёров и тому подобное. Связь этой программы с числом абортов недоказуема, но она, безусловно, существует. Уверен, что в небесной канцелярии эта цифра есть. Я могу переключить телевизор, но я не могу отключить порождаемую им реальность, не могу спрятаться от этой статистики убийств нерожденных детей.

Сколько судеб поломала своей феминистской «освободительной» ахинеей Маша Арбатова! Я как-то находился в компании «освобожденных» девушек лет сорока пяти, всех незамужние. Говорю: «Вы Арбатову, наверное, много смотрели?» А они мне чуть не хором: «Ненавидим её! Вся жизнь наперекосяк». Сегодня это кажется свободой, завтра одиночеством, а послезавтра уже несвободой, которую непонятно во что конвертировать.

Без семьи карьера для женщины невозможна?

Карьера возможна, а вот счастье, самореализация - нет. Что бы ни говорили, если у женщины 35-40 лет в жизни есть только работа – это катастрофа. И видно, что у нее в метафизическом смысле будто какого-то органа важного не хватает, она травмирована. Мужчина может существовать без семьи, как какой-нибудь Кант, но всё равно это имеет некоторый оттенок асоциальности. Вот Мы с Машей вместе 17 лет, и она за это время раза три принималась работать. Ей просто хотелось немного отойти от семейной круговерти. Но стоило ей устроиться на работу, сразу оказывалось, что она беременна. Один раз отработала полтора месяца, другой раз две недели. Так случайно получалось: просто мы никогда не пытались избежать появления новых детей. Сейчас Маша говорит: «У меня была мечта, я хотела стать врачом-ветеринаром». Я это могу понять: женщина тоже человек социальный, она тоже имеет право на какие-то успехи и реализацию. Я не скажу, что женщина спасется исключительно чадородием, но без него - никуда.

Сейчас обсуждается инициатива исключить аборты из полиса обязательного медицинского страхования. Что вы об этом думаете?

Да я бы вообще законодательно запретил аборты, кроме ситуаций, связанных с медицинскими показаниями. И ввел бы налог на бездетность для людей со сверхдоходами. Я очень сурово бы работал в этом плане. Мы должны оставить потомков стране, а страну - потомкам.

Отцовство это…

Терпение, смирение и последовательность.

Каким должен быть настоящий мужчина, муж, отец?

Настоящий мужчина, настоящий отец, настоящий муж…. Наверное это единое понятие, неделимое на составляющие. Хороший отец, а мужчина совсем никакущий? Не уверен, что такое возможно. Это же не конструктор, который можно разобрать на части. С моей точки зрения, одно понятие предполагает другое. Если любящий отец, то наверняка заботливый муж, а, следовательно, настоящий мужчина.

Что вы делаете, когда дети не слушаются?

Мои дети слушаются всегда! По крайней мере, никаких принципиальных конфликтов у меня ни с одним из детей не было. Все вопросы послушания снимаются в общении, когда в семье слышат друг друга, видят друг друга и доверяют друг другу. Дети не слушаются, если родители слишком заняты своей жизнью и вдруг решают заявить о своих правах.

Что самое важное вы хотели бы донести до своих детей?

Хочу научить их трудиться, работать над собой. Счастье рукотворно: чем больше ты делаешь, чем настойчивее уклоняешься от дурного, чем меньше даёшь себе поблажек, тем больше тебе даётся взамен. Я хочу, чтобы дети научились искать корни своих проблем в себе, не обвинять в них других. Мир - как эхо, он возвращает обратно многократно и добро, которое ты делаешь, и зло.

Вы наблюдаете за своими детьми? Отмечаете для себя какие-то особенности их взросления?

Признаюсь, есть такой культ, созданный в семье без меня – культ папы. Они ко мне со своими слабостями или сомнениями не пойдут, у нас это не принято. Такие вещи обсуждаются с мамой. Вот от нее, мне кажется, у них нет секретов.

Мне они стараются демонстрировать свои успехи. А старший Глеб уже интересуется глобальными вещами. Если слышит, что мы с женой говорим о политике, может подойти и спросить про Крым, про Донбасс. О литературе часто спрашивает.

Вам случалось извиняться перед детьми?

Нет, упаси Бог. И им передо мной тоже не приходится. Только один раз была ситуация. Развели в комнате бардак, я попросил прибраться, а они стали валить друг на друга. Пришлось рассердиться и запретить им смотреть мультфильмы. Через какое-то время они пришли и говорят: «Мы были неправы, прости нас». Даже не из-за мультфильмов, просто по совести. Это был единственный раз такой. А чтобы я перед детьми – нет, я ничего не делал им плохого.

Как дети относятся к вашей деятельности: литературной, музыкальной, общественной?

Сейчас мои книжки читают только сыновья. Девочкам пока рано. Глеб прочитал все мои книги, некоторые по несколько раз. Я даже и не спрашивал, какие ему нравятся, и что он из них понял. С музыкой, к счастью, меня дома поддерживают. Мои дети – это мой фан-клуб. Особенно полюбился всем последний альбом «Охотник». Точно знаю, они не стали бы слушать, если бы не понравилось.

Сыновья читают все материалы обо мне, переживают. С ними я впервые понял, что публичность родителя ставит детей под удар. К сожалению, в социальных сетях подчас не придерживаются никаких морально-этических норм в полемике, колоссальное количество людей пишет в мой адрес гнусности, бесстыдно врёт и хамит. В личной полемике можно поставить человека на место, заставить соблюдать рамки приличий, а тут нет. Недавно Глеб прочитал про меня какую-то дрянь. Если бы я прочитал в детстве на заборе такое про отца, мне было бы очень тяжело. Но он знает меня настоящего, понимает, насколько безответственно люди могут себя вести в соцсетях, поэтому не думаю, что его это сильно ранит.

С какого момента вам стало «все ясно о себе» в литературе?

С «Обители» я закрыл для себя тему саморефлексии. У меня и сначала было её не много. А сейчас я ощущаю себя уже состоявшимся писателем. Не знаю, кто распределяет места в литературе, но своё я уже занял.

Беседовал Роман Гоголев

Фото Марии Прилепиной,  Валерия Кузнецова и Николая Толчкова с официального сайта Захара Прилепина

* Интервью опубликовано в рамках Всероссийского проекта «Быть отцом!» проводимым Фондом Андрея Первозванного, интернет-журналом «Батя» и издательством «Никея».